Дорога к истоку

---

Горицы. Реквием по деревенским школам

К оглавлению

Утром Сержант, осмотрев наш катастрофически скудеющий продуктовый запас, сказал:

- Продукты на исходе, скоро перейдём на маруськин харч. Надо искать магазин.

Все переглянулись и проглотили слюну: банки сверкали яркими наклейками - «молодой барашек», «телятина в желе», «рагу из говяжьих потрохов», «мясо заливное с горошком»…

Этот маруськин продуктовый погребок давно волновал наше воображение, и на него уже пытались покушаться многие. Но Сержант был непреклонен. Маруськин корм был свят и неприкосновенен и не подлежал использованию ни под каким предлогом. Мне даже казалось, что если бы у нас кончились продукты, то выжила бы только одна Маруська – её продуктовые запасы были неисчерпаемы.

- Собака должна хорошо питаться, - убеждал нас Сержант.

- А что мы хуже Маруськи? – обиделся наш Соловей. – Я тоже хочу попробовать «молодого барашка».

- А я бы не прочь отведать «телятину в желе», - это сказал Наг, - от тушёнки одна изжога.

В нашей байдарочной эскадре явно назревал продовольственный бунт, который мог привести к неуправляемой ситуации: мы ощущали себя матросами с броненосца «Потёмкин», которые во время революции взбунтовались из-за червивой солонины.

Видя это, наш адмирал махнул рукой и выставил на стол маруськины деликатесы:

-Пробуйте.

Тверской Соловей ткнул вилкой в «молодого барашка» и поперхнулся:

- Ну и гадость.

Я решил провести эксперимент над «рагу из говяжьих потрохов».

В банке в каком-то непонятного цвета соусе плавали подозрительные кусочки мяса неизвестного животного: от них несло не то собачатиной, не то кошатиной.

- Давайте, давайте пробуйте, - оценил ситуацию Сержант, - Маруська же ест, а чем она хуже вас?

Маруська стояла рядом и очень внимательно смотрела на нас: ей так хотелось, чтобы нам не пришлись по вкусу её продукты.

Рагу оказалось удивительно невкусным, каким-то пресным, несолёным и вонючим.

- Боже мой, - вырвалось у меня, - как же собаки едят эту гадость.

Сержант ехидно улыбался, а Маруська весело завертела хвостом.

После этой собачьей дегустации все мы дружно согласились сходить в ближайший магазин за нормальными человеческими продуктами.

Ближайший магазин оказался вдали от Волкоты, в деревне Горица – по карте километров 6-7 в один конец.

Снова нам пришлось пройти мимо лагеря «анонимных алкоголиков» по гнилому мосту через озеро. Когда-то по нему проходила дорога от д. Заборовье на Горицу, где размещался сельсовет со всей деревенской инфраструктурой – почтой, медпунктом, школой, клубом и, конечно, магазином.

Пока мы шли, нашего тверского Соловья снова посетила муза:

После утренней денницы (т.е. зари. – А.П.)
Мы идём в село Горицы.
Поднимаемся мы в гору
Средь избушек и заборов…

Сама деревня стоит на песчаном холме. Отсюда и её название – деревня на горе, т.е. на холмистой гряде между озёрами Долосец и Бросно. У Даля приведено много объяснений слова «гора» - гряда, кряж, хребет, гребень, косогор, утёс, скала, сопка, бугор, курган, холм. «Между притоками двух соседних рек, - замечает Владимир Иванович,- всегда тянется возвышенность, кряж, гряда: это сырть, водопуск, водораздел, вододержа». По другую сторону «вододержи» на низменном берегу озера Бросно находилось село Ломинское.

Название этой деревни – от лома – болото. Так в псковских и тверских деревнях, согласно В. Далю, называли луг «поемный, заносный, с кочкарником и дрязгом».

У этого слова есть и другие значения: ломина – заросшее и заболоченное место, заваленное сучьями; лома – низина, удобная и длинная долина, место на лугу, поляна; яма. Предполагают, что возникновение этого слова могло быть связано с подсечно-огневым земледелием, которое было распространено в здешних местах в средние века. Отсюда и слова – «ломать целину, пахать, подымать».

По здешним меркам Горица – деревня немаленькая. Здесь около 40 домов, да и жителей – не менее 60 человек, здесь до недавнего времени находилась центральная усадьба совхоза «Рахновский». Да и сейчас здесь действует крестьянское фермерское хозяйство.

На окраине деревни – восьмилетняя школа, как и положено центру сельского округа. Школа новая – светлая, приветливая, да и открыта совсем недавно – в 1989 г. А до войны она находилась в соседнем селе Ломинском, правда, была начальная, и занималось в ней 40 учеников (по нынешним временам – цифра немаленькая). После войны школа стала семилеткой, и в ней учились почти все ребятишки Горицкого сельсовета. И только в 1988 г. школа переехала в Горицу, тогда в ней было 55 учеников.

Об истории школы нам рассказали учительницы Наталия Васильевна Павлова и Валентина Геннадиевна Давыдова. Наталия Васильевна – преподаёт географию и краеведение, а Валентина Геннадиевна – литературу.

- Преподавали, - поправляют они меня.

- Почему? – не понял я.

- Нет у нас больше школы, закрыли, - посмотрели на меня учительницы грустными глазами. – Этим летом и закрыли.

- Как, - у вас же такая замечательная, новая школа?

- А учеников нет. На 17 школьников – 7 учителей. И это ещё хорошо, в других школах учителей больше, чем самих учеников. Говорят –нерентабельно.

Учительницы наперебой рассказывают о своём, наболевшем – они местные, тоже учились в этой школе, можно сказать срослись с ней, а сейчас – куда деваться, где найти работу, когда всё село, считай, безработное? Обида – пожалуй, это главное чувство, которым они охвачены сейчас.

- Уезжать надо из деревни, - грустно говорит Наталия Васильевна.- Но куда?

- Неужели вам не предлагали работу в другой школе? – спрашиваю я.

- Предлагали, в соседнюю школу в Волоке, но ведь там уже есть свои учителя. Или переехать в другие школы, ну а как же дом, корова, хозяйство – у нас всё здесь, в Горицах.

Да и с учениками тоже непросто – вроде обещали их возить на автобусе в соседнюю школу в Волок, но родители не хотят: лучше тогда уж в д. Болотово – хоть немного дальше, но школа, говорят, лучше.

Школы закрываются и в других соседних деревнях – в Любине, например, в Студеницах, везде, где число учеников сократилось до такого уровня, что выгоднее возить их на автобусе в соседнюю школу или в райцентр, чем содержать убыточные малокомплектные школы. Да и качество обучения в них тоже обеспечить довольно трудно.

Я всё понимаю – школы нерентабельны, учеников нет, оборудование устарело. Но посмотрим правде в глаза: закрытие школ на селе – это верный путь к угасанию, увяданию деревни, к деградации всего сельского уклада. Это трагедия не только сельских учителей, но и всей деревни, её культуры, её населения.

О каком возрождении сельского хозяйства можно говорить, если в деревне нет молодёжи, если некого учить и негде работать. И как на селе будут осуществляться национальные проекты, если в деревнях остались одни старики, а школы закрываются одна за другой?

Сейчас в деревнях идёт охота за каждым учеником, учителя уговаривают родителей отдать детей в школу с шести лет, а некоторые учителя даже берут на воспитание детей из детдомов, лишь бы только увеличилась «наполняемость» класса. Волнуются родители – если школу закрывают, где учить детей? И не лучше ли уехать из деревни в другое место, где есть школа, где можно получить образование? Даже в деревне сейчас понимают, что без образования нынче нельзя, время такое.

Я смотрю на этих оставшихся без работы учителей, на их грустные лица и беспокойные глаза и мне их до боли жаль. Но чем им поможешь, какие слова утешения скажешь? Да и нужны ли им эти слова?

В Андреаполе в районном архиве мне показали интересную папку о работе школ района в 1957/58 учебном году. Казалось бы, и срок небольшой – прошло всего 50 лет, а сколько воды утекло с тех пор.

Мы по привычке ругаем советское время. Но что касается народного образования, организации школьного дела, ликвидации неграмотности, то в те годы было сделано немало. В 1926-1927 гг. в Ленинской волости (потом – Андреапольский район) было 18 школ первой ступени, одна девятилетняя в Андреаполе, одна школа для подростков. В них учились 335 учеников. В селе Торопаца действовала даже эстонская школа (1 учитель, 17 учеников). В 1928 г. в районе насчитывалось уже 22 школы, а в 1958/59 гг. – 38. Из них 24 начальные, 12 семилетних и 2 средние, и обучалось в них 2542 ученика. А учителей было 183.

В 1959 г. в Боталах (Одоевская начальная школа) училось 10 учеников в обыкновенной избе площадью 42 м2 (директор Перовская), в Быстри (Стеклинская начальная школа) – 7 учеников (директор та же Перовская), в Новинках – 14 учеников, из них 5 девочек (директор – Фёдорова), Заболотье – 17 учеников, из них 10 девочек (директор – Суворова), в д. Внучки – 7 учеников (директор Гукова), Коростино (Леонтьевская начальная школа) – 20 учеников, из них 9 девочек (директор – Пурышина).

Сейчас не найти даже места, где стояли эти школы, и многих деревень тоже не найдёшь – умерли деревни, и обучать стало некого.

Любопытно, что в графе количества учеников в те годы обязательно указывалось, сколько из них девочек. Видимо, власти хотели знать, какова демографическая перспектива у той или иной деревни.

В сельских школах в первые годы после революции работали бывшие земские учителя, и их самоотверженной работе, бескорыстию и любви к детям мы обязаны первым успехам советского народного образования.

Интересные сведения о первом съезде учителей в г. Холме ( в этот уезд в 1919 г. входила часть территории Андреапольского района) приводит краевед Ю.Попов (его статья опубликована в газете «Андреапольские вести» 27.07.1999 г.). Съезд учителей открылся в Холме 9 января 1919 г. В нём приняли участие 372 учителя. Возраст – самый разнообразный: от 20 до 65 лет. Бологовскую школу представляли супруги С.Е. и Н.В. Покровские, Волчинскую –Е.И. Куропаткина, Матенецкую– С.И. Софийская и П.К. Захарова. Были представители и от школ, расположенных в районе р. Волкоты: отВнучанской – Е.Я. Кузнецова-Сиполь, от Каракулинской – А.В. Богданова, Боталинской – М.В. Смирнова, Заборовской – К.В. Бангер и М.И. Дранда, Лучанской – А.Т. Смирнова, Стеклинской – Е.П. Иванова.

В разгаре была гражданская война, голод и разруха, не было учебников, тетрадей, учебных пособий, учителя не получали зарплату, в школах –холодно, не хватало дров, а съезд учителей обсуждает казалось бы такую далёкую от тогдашней жизни проблему – об изучении родного края, развитии краеведения.

И кто бы вы думали выступал по этому вопросу перед сельскими учителями? Генерал А.Н. Куропаткин (1848-1925) – да, да тот самый «бездарный» царский генерал от инфантерии, бывший военный министр России, «предатель» и главный «виновник» поражения России в русско-японской войне, если верить прежним советским учебникам истории.

Между тем, этот генерал – сподвижник знаменитого генерала Скобелева, военный министр России в 1898 – 1904 гг., главнокомандующий войсками в русско-японскую войну в 1905 г., командующий армией и северным фронтом в 1-ую мировую войну – был одним из самых образованных и либеральных военных деятелей своего времени, не боявшихся спорить с самим Верховным главнокомандующим – Николаем II. После себя он оставил много военных трудов и дневник, который вёл в течение многих лет. В 1915 г., отправляясь на западный фронт, он сдал его в архив военного ведомства в Лефортове, где дневник, как писал об этом советский историк, академик М.Н. Покровский (1868-1932) исчез при таинственных обстоятельствах.

«В январе 1918 года, - пишет М.Н. Покровский, - в архив явился бывший член военного совета ген. Нищенков, снабжённый (увы!) соответствующими полномочиями от военных властей, и увёз из куропаткинских бумаг – только дневник. Все прежние остались в неприкосновенности, - дневник исчез неизвестно куда. Сколько мы знаем, не найден он и там, где находился Куропаткин в последние месяцы своей жизни. Бывший начальник штаба Скобелева, видевший своими глазами больше «военных действий», чем какой бы то ни было русский генерал нашей эпохи, кончил для такой карьеры весьма прозаически: был убит бандитами на своей родине, где скромно подвизался после 1917 года в качестве сельского учителя»

Он жил тогда в своём имении Шамшурино в Холмском уезде Псковской губернии, не став на сторону ни красных, ни белых, разочаровавшись в кровавых войнах и занявшись на старости лет самой мирной профессией - обучением сельских детей и изучением родного Холмского края. И было ему тогда 77 лет.

Из сохранившихся копий дневников видно, что Алексей Николаевич был весьма либеральным и прогрессивным деятелем, думающим прежде всего о благе России. В 1902 г. при усмирении войсками «бунтовщиков» в Ростове он говорил тогдашнему премьер-министру Витте, считавшего, что войска действовали крайне робко: «Нам легче идти на любой штурм, чем стрелять по беззащитной толпе. Что не надо так действовать по внутренним делам, чтобы такая необходимость участия войск являлась. Что это развращает войска, и может привести те или другие отдельные части их к неповиновению».

Накануне войны с Японией он пишет Николаю II, предостерегая того от военных действий: «…война с Япониею будет крайне непопулярна в России, что противоправительственная партия воспользуется этою войною, чтобы увеличить смуту и пр. Писал с полною откровенностью. Читать государю эту записку будет тяжело, ибо в ней есть осуждение его политики, его мнений. Но надо, чтобы государь знал правду. Эта правда принесёт пользу не только России…»

Но, по иронии судьбы, царские власти назначили именно А.Н. Куропаткина главнокомандующим войсками в русско-японской войне, тем самым «подставив» боевого генерала, не знавшего до того поражений.

Конечно, Алексея Николаевича не любили как царская военщина, так и новая власть. Поэтому сказка о его убийстве бандитами – это наверняка придуманная ЧК легенда об устранении одиозной фигуры, тем более, что в те годы среди крестьян и интеллигенции Холмского уезда Алексей Николаевич пользовался огромным авторитетом. А зачем большевикам такие авторитеты, вышедшие из бывших царских генералов и военных министров?

Как известно, у А.Н. Куропаткина в усадьбе была великолепная библиотека. Мне удалось познакомиться с описью книг, которые в ней хранились. Конечно, в первую очередь это были книги по военной тематике – истории войн, родов техники, военной стратегии и тактике, но вместе с тем, много книг по картографии, статистике, этнографии, путешествиях, национальному вопросу в России, природе, сельскому хозяйству, охоте; огромный список книг по художественной литературе, периодические издания («Русская старина», «Исторический вестник», «Русская мысль» и т.д.), карты, планы, атласы, в том числе и шубертовская спецкарта Российской империи. Эта библиотека свидетельствовала не только о вкусах автора, но и о его глубоком интересе к России, к родному краю.

И вот этот опозоренный и оболганный большевистской пропагандой генерал выступает перед сельскими учителями с докладом о воспитании у учеников любви к родному краю, о его изучении и исследовании.

Самое интересное, что местные власти не только не арестовали «бездарного генерала», чьё родовое поместье находилось в Холмском уезде, но и, учитывая его большую культуру и авторитет среди населения, привлекли к участию в культурно-просветительной работе в уезде. И выступал бывший военный министр России перед учителями вовсе не как генерал, а как консультант холмского народного музея. И вовсе не с рекомендациями, как надо учить детей, а с советами, как надо воспитывать любовь к Отечеству.

Суть его выступления сводилась к следующему. Надо сохранять то культурное наследие, которое накоплено предыдущими поколениями, коллекции картин, монет, археологические памятники, предметы быта, собирать старинные книги, рукописи, планы и чертежи архитектурных построек и наиболее ценные находки для сохранности направлять в местные музеи. Надо, чтобы ребята хорошо знали местную природу – умели собирать гербарии, работать в саду и на пасеке, разбирались в породах рыб.

-И ещё, - говорил А.Н. Куропаткин, - в сельских школах надо изучать крестьянский быт, убранство изб, земледельческие орудия, собирать крестьянскую посуду, одежду, музыкальные инструменты.

Наверное, тогда, в 1919 г., в разгар гражданской войны, местные руководители хотели бы услышать от генерала другие слова, более важные и нужные для текущего исторического момента. Но Куропаткин призывал не к розни, не к борьбе, не к противостоянию старого и нового мира. Он призывал к тому, чтобы учителя вместе с учениками записывали воспоминания сторожилов деревни, песни, сказы, легенды, чтобы они брали на учёт памятники старины, курганы, храмы и старинные усадьбы. Именно это и было для него самым важным в те годы.

-И ещё, - закончил своё выступление генерал, - надо приступить к составлению истории школ. Школ у нас на селе много – пусть же все знают, когда они возникли, кто в них учился и кто учил наших детей.

Вот такое своеобразное «генеральское» напутствие из далёкого 1919 г.

Пройдёт всего несколько лет, и идеи, с которыми выступал генерал, будут объявлены новой властью буржуазными и контрреволюционными, а многие краеведы той поры станут «врагами народа», будут сосланы в сталинские лагеря, репрессированы или расстреляны.

Школа, и особенно деревенские учителя, сыграли огромную роль в послереволюционные годы, в ликвидации неграмотности, в культурном развитии деревни. И об этом нельзя забывать, как нельзя забывать и о маленьких бревенчатых деревенских школах и первых наших учителях, которые обучали детей в любую погоду при тусклом свете керосиновых ламп. Как жаль, что от этих начальных деревенских школ остались теперь только одни фундаменты, заросшие бурьяном и крапивой.

Советская школа многое сделала не только для обучения и воспитания детей, но и для изучения своего края, воспитания чувства патриотизма, развития краеведения. Ведь именно в школах начали создаваться первые краеведческие кружки и музеи, а некоторые из них впоследствии стали основой для городских и районных музеев. В общем, неизвестно смогли бы мы выиграть Великую Отечественную войну, если бы первые поколения наших учителей не сумели бы воспитать у своих учеников уважение и любовь к своей земле, к своему краю, своей Родине.

Но школа и школьное краеведение вместе со всей страной пережили и годы гонений и периоды сталинских репрессий.

В той же папке из местного архива я обнаружил несколько страниц воспоминаний Татьяны Васильевны Супоневой об учителях Андреапольской средней школы №1, работавших там в предвоенные годы и пострадавших от сталинских репрессий. Среди них:

Александр Эрастович Юргенсон, директор школы в 1934-1936 гг. Анна Петровна Юргенсон, учительница литературы и библиотекарь. Уехали летом 1936 года из Андреаполя «из-за неприятностей, связанных с репрессиями».

Шимкевич Эдуард Эдуардович, историк, краевед. От репрессий его спасло то обстоятельство, что перед войной в 1937 г. он был направлен учиться в город. Участвовал в Великой Отечественной войне в составе Войска Польского. Демобилизовался. Вернулся в школу. Организатор первого школьного краеведческого кружка в Андреапольском районе, на основе которого был создан Андреапольский краеведческий музей, который ныне носит его имя. Почётный гражданин г. Андреаполь.

Шимкевич Алиса Эрнестовна, преподаватель немецкого языка. Репрессирована, потом реабилитирована, снова вернулась в школу.

Василий Алефонсович Лещинский, преподаватель химии, пожилой человек. «Кем-то оклеветан» в 1936 или 1937 гг., сидел в тюрьме, вскоре был оправдан, но выйти из тюрьмы не успел – умер.

Соминский Юрий Самуилович, преподаватель. Во время репрессий арестован, как и Алиса Эрнестовна.

И это учителя только одной Андреапольской школы.

Но, несмотря на это, именно в те далёкие 1920-ые и 1930-ые годы и закладывались устои современной школы и современного краеведения, успехи которых признавались не только в нашей стране, но и за рубежом.

Вот почему сейчас, когда по всей стране идёт школьная реформа, хочется сказать большое спасибо всем тем сельским учителям, пожилым и молоденьким учительницам, которые вырастили и воспитали целые поколения сельских жителей, передав им всё, чем в избытке обладали сами – знания, умения, терпение, любовь к ученикам и своей земле.

Школа на селе – явление особенное. Это – не только обучение детей школьным предметам. Это – огромный духовный центр, то, что делает жизнь в деревне интересней и насыщенней, даёт её жителям надежду на будущее и будущее своих детей, вносит ту живую струю, которая рождает у детей и взрослых интерес ко всему, что делается в их крае и в стране. Школа – это окно в большой мир, сопричастность с жизнью нашего огромного государства, это та культурная и нравственная сила, которая делает людей лучше, чище, порядочнее.

В общем – уберите школу из деревни, и начнётся её медленное и неуклонное угасание. И очень тревожно – количество школ на селе продолжает сокращаться.

В 2006-2007 учебном году в Андреапольском районе работало 5 средних школ и множество начальных, а общее количество учеников по всем школам составляло 1400 человек (на тысячу меньше, чем в 1958/59 гг.), из них только 305 учеников из сельских школ. Катастрофически падает число детей, впервые переступающих порог школы: если в районе в этом же учебном году их было 100 человек, то на селе всего 22.

По некоторым сельским школам эта картина вообще выглядит удручающе. В 2007 году впервые порог школы переступили в Бологовской – 2 ученика, Хотилицкой –3, Торопацкой –2, Жукопской, Балбекинской, Скудинской, Луговской школах – всего по одному. Есть школы, в которых вообще нет первоклашек, а это означает только одно – у этих школ вообще нет будущего.

Всего 50 лет назад, когда демографическая ситуация на селе была совсем другая, даже в деревенских школах наполняемость, как выражаются специалисты, была совершенно другой: в той же Торопацкой школе только в первом классе учились 13 человек, в Мишутинской начальной – 8. А сейчас первоклашек на селе приходится искать, как иголку в стоге сена, уговаривая родителей отдавать их не только в семилетнем, но и шестилетнем возрасте.

Сельские школы уже перестали быть поставщиком российского генофонда, кадров для нашей экономики, науки и культуры: если в 2007 г. средние школы района выпустили 163 ученика, то в будущем ожидается только 125, а на селе и того меньше - всего 10. Падает и число учеников по общеобразовательным школам – в Волокской – осталось только 34 ученика, Скудинской – 26, Торопацкой – 20.

Виновата ли в этом школа? Конечно, нет. Высосав из деревни весь человеческий капитал, разорив её и этим ещё более усугубив и без того сложную демографическую ситуацию, власти ещё в советский да и в перестроечный период толкнули сельскую школу в такую глубокую пропасть, из которой ни школа, ни деревня, если им не помочь, не могут выбраться самостоятельно.

Можно понять и нынешние власти – они закрывают школы не потому, что хотят их закрыть, а потому, что в школах на селе уже некого учить, потому, что многие деревенские школы лишены нормального оборудования, потому, что если на одного школьника приходится по одному учителю, работа и школы и самого учителя становится неэффективной и нерентабельной. Если можно применить эти термины к такой сложной и такой тонкой сфере как народное образование.

…Вот почему наше расставание с учительницами только что закрытой Горицкой школы было таким грустным.

- А мы-то в чём виноваты?- говорят они. - И что с нами будет?

И что будет с самой деревней, - думаю я, - и не покинут ли её те молодые и работоспособные семьи, в которых ещё растут дети школьного возраста? И не захотят ли они переехать туда, где имеется школа, и где их дети смогут получить нормальное образование?

И кому нужна деревня, у которой нет будущего?

Возвращаясь обратно, мы проходим мимо просторного школьного здания с огромными светлыми окнами, которое в течение многих лет было родным домом и для учителей и для многих местных ребятишек. Но сюда они больше не вернуться. И никогда здесь больше не прозвучит первый звонок. Потому что это уже не школа, а так - здание, каким бы милым и родным оно не было все эти годы.

Говорят, что на него уже нашлись покупатели: из района приезжала какая-то комиссия посмотреть помещение – вроде бы для какого-то оздоровительного центра.

- Может и нам найдётся там местечко? – говорят при расставании учителя, и в их глазах мелькает робкая надежда.

< Предыдущая глава   К оглавлению   Следующая глава >